Мы часто слышим и не менее часто читаем определения и самоопределения различных политических сил, течений и группировок «левыми», «правыми», «центристами», порою с различными приставками и уточнениями типа «ультра», «умеренно», «нео-» и т.п.
При этом с каждыми выборами всё чаще пиар-команды манипулируют этими определениями совершенно произвольным образом, приводя извилины избирателей в состояние «взрыв на макаронной фабрике» - что, собственно, и требовалось заказчикам.
В настоящей статье мы попробуем этот ералаш привести к общему знаменателю, чтобы читатель в дальнейшем имел возможность самостоятельно распознать один из видов предвыборной лжи.
Из истории терминов
Начнём с истории. А точнее – с легенды, согласно которой в Конвенте – парламенте революционной Франции – слева восседали сторонники реформ обобществляюще-уравнительного толка, а справа – реформ либерального толка. То есть из трёх великих слов Французской Революции правые революционеры выбрали свободу, а левые – равенство. В итоге третьему великому слову – братству – места не нашлось, разборки между революционерами дошли до гильотирирования самих революционеров и всё скатилось к реставрации и реакции.
В соответствии с этой легендой, можно попытаться классифицировать течения в любой более-менее разноцветной демократии по тому балансу между свободой и равенством, который предлагает соответствующее течение.
Многоэтажная шкала
А баланс этот также можно строить применительно к разным субъектам: к лидерам партий, к «внутренним партиям», к «внешним партиям», к «пролам». Для тех, кто Оруэлла читал слишком давно, напомню: внутренняя партия – это привилегированная прослойка профессиональных политработников, живущая на зарплату и бонусы, выплачиваемые из партийной кассы (и, если партия захватила власть в государстве, из ресурсов подконтрольного государства). Внешняя партия – это рядовые и «младшекомандные» партийцы, плательщики членских взносов: им партия ничего не платит непосредственно, а только из ресурсов подконтрольного государства и только после победы, причём не всегда деньгами и прочими осязаемыми благами. Пролы – это аполитичные люди, о которых партия заботится, как о рабочем скоте (обычно называя это более цветисто и политкорректно – без изменения сути), но мнением которых никогда не руководствуется.
Так вот, правизна и левизна идеологии или партии может сильно колебаться, в зависимости от того, на каком из этих четырёх уровней мы её измеряем.
Возьмём, к примеру, поздний сталинский режим (конца 1940-х – начала 1950-х годов). На уровне вождя это полная свобода при столь же полном неравенстве. То есть культ личности Сталина на «верхнем этаже» столь же ультраправ, как и часто противопоставляемый ему культ личности Гитлера в частности и режим, установленный Национал-Социалистической Немецкой Рабочей Партией, вообще.
Этажом ниже – во внутренней партии – поздний сталинизм оказывается уже левее позднего гитлеризма: жена сталинского премьер-министра Молотова попала в лагеря, тогда как Гитлер после расправы над Ремом и Штрассером в дальнейшем уже старался обходиться с ближними соратниками поделикатнее. То есть гитлеризм на этом этаже правее, а сталинизм левее. Вроде бы, привычный порядок.
Но спустимся ещё на этаж – во внешнюю партию. Здесь мы снова наблюдаем сходство двух «исторически противоположных» систем: они обе оказываются очень левыми. Клятва в верности лично Гитлеру при вступлении в НСНРП и всеобщее штудирование сталинского «Краткого курса ВКП(б)» - это признаки одного порядка левизны. Очень мало свободы и очень много равенства.
Применительно к пролам – то есть аполитичной части общества – два режима снова очень похожи… но с очень важной поправкой. Если сталинский режим последовательно проводил политику уравнивания прав, обязанностей и возможностей «простых людей» - то гитлеровский режим чем дальше, тем больше сходил с первоначальной социалистической платформы ради завоевания симпатий представителей имущих классов: помещиков и капиталистов. Иными словами, богатым слоям германского населения Гитлер предоставил свободу. Естественно, предоставил не бескорыстно, а в обмен на лояльность и поддержку. Когда Юнкерс попытался воспрепятствовать выпуску бомбардировщиков на своём заводе, его просто перестали пускать на его же завод. И такой пример был не единственным…
Сталин мог быть левее на этом уровне и не беспокоиться о строптивых буржуях – ибо всю означенную прослойку вырезали и выставили из страны «старые ленинцы». Та же судьба постигла помещиков и немалую долю дореволюционных интеллигентов. Пережившие красный террор и приспособившиеся к «революционной законности» уже воспринимали предложенную модель равенства как данность и как благо.
И тут мы подходим к очень важному наблюдению: чем больше в обществе субъектов силы, тем более правым вынужден быть режим. В национал-социалистической Германии сохранились заводо- и землевладельцы – значит, им приходится позволять отклоняться от всеобщего равенства и предоставлять им некоторую свободу.
А остальным гражданам – собственно трудящимся – можно попытаться дать сравнимые с советско-социалистическими блага. И даже несколько большие блага – потому что германская промышленность пережила и Первую Мировую войну, и революционные события без заметных разрушений.
Впрочем, и тут есть маленькая, но важная поправка. Поздний сталинский режим уравнивал между собой большинство трудящихся всяческих национальностей (кроме ограниченного списка спецпереселённых за сотрудничество с Гитлером), а гитлеровский – изначально строил свою доктрину на неравенстве прав немецкого рабочего и чужого рабочего (гастарбайтера, в частности). И если до 1939 года это не отражалось существенно на левизне режима (рабочие-то были немцами в подавляющем большинстве) – то к 1944-му место немцев, ушедших на фронт, заняли миллионы рабочих, завезённых из оккупированных стран и областей. И эти рабочие могли рассчитывать на несколько иной набор политических прав и социальных благ, нежели их коллеги-немцы. О представителях «паразитических народов» распространяться не будем; отметим лишь, что для них гитлеризм не предусматривал ни свободы, ни равенства.
Чуток об извергах
Значит, в традиционную лево-правую шкалу кое-кто не укладывается! И не укладываются в неё, в частности, те, о ком система, базирующаяся на рассматриваемой идеологии, совсем не заботится и чью возможную кончину считает совсем не трагической.
Это можно представить как наличие в нашей пирамиде ещё одного этажа. Точнее, даже не этажа, а подвала. Или рва под стенами. Разместятся на этом уровне «лишние люди», в коих система до такой степени не нуждается, что готова смириться с их уничтожением и даже приложить для этого некоторые усилия.
Лица, определённые рассматриваемой идеологией в этот уровень, естественно, ни на какие блага революции – то есть ни на свободу, ни на равенство, ни на братство рассчитывать не могут. Как же быть с лево-правой шкалой? Как строить её для нижнего уровня? И можно ли её вообще к этому уровню применять?
Ответ на эти вопросы заключается в ином подходе к лево-правому разбиению – а именно к определению доли бенефициантов. Если по-русски – то речь тут о том, о какой доле населения подвластной территории режим, вооружённый рассматриваемой идеологией, намерен заботиться. Чтобы не было разночтений о видах заботы, заточим последнее определение: мы будем оценивать ту долю населения, которую данный режим намерен сохранить, не дав ей вымереть.
И чем больше эта доля, чем большему проценту людей режим даёт равенство в жизни – тем он левее. А чем большему проценту даёт свободу умереть – тем он правее. (Можно было бы, конечно, подойти и с противоположной стороны – то есть от свободы жить и от равенства в смерти; но такой подход сильно противоречил бы устоявшимся взглядам на левизну и правизну…)
Поздний сталинизм заботился обо всём своём населении, кроме политических противников («врагов народа») и непобеждённых военных противников. Более ранние «версии» сталинизма к первой категории присовокупливали ещё целые классы и прослойки общества. Но даже с этими поправками сталинизм (он же «победивший социализм») остаётся очень, очень левым.
Гитлеровский режим, заботившийся только о представителях своей нации и в некоторой ограниченной мере о представителях своей расы – гораздо правее, несмотря даже на то, что список его объектов заботы оказался расширен представителями «враждебных социализму классов» - то есть капиталистами и помещиками.
Условность и обусловленность
И здесь мы обнаруживаем ещё одну зависимость. Если население страны более однородно национально, чем классово – тогда национал-социализм оказывается левее интернационал-социализма. И наоборот: если население страны имеет чёткое деление на национальности, и эти национальности слишком разные, чтобы их можно было объявить одной, - тогда интернационал-социализм окажется левее национал-социализма и прочих солидаристических вариантов.
А что же тогда на этом, самом нижнем уровне является правым?
Ультраправыми на нём оказываются преступники-одиночки: сексуальные маньяки, наркоманы-воры и тому подобные «асоциальные элементы», которым личный интерес однозначно и неизмеримо важнее общественного. Сюда же относим «безобидных эгоистов»: прожигателей жизни, сторонников чайлд-фри-стиля, ростовщиков и рантье.
Сообщники и бандиты – то есть преступники, действующие группой, – уже левее, ибо для них важен интерес банды, и группа бенефициантов тут уже составляет от двух до 20-30 человек. Примерно на этом же уровне правизны находятся примерные семьяне, у которых хата с краю и которые забили болт на всё, что происходит за их порогом.
Ещё шаг влево. Здесь видим уже не простых, а крупных бандитов, даже мафиози; не просто отцов семейств, а представителей кланов, общин и содружеств; сюда же можно отнести предпринимателей малого и среднего масштаба: они заинтересованы в процветании себя, своих сотрудников и своих постоянных клиентов.
Если человек, искренне заботящийся о своих подчинённых и подопечных, оказывается во главе крупного предприятия, административно-территориального образования или мафиозной «семьи» – то он смещается ещё левее. Ибо круг его бенефициантов уже исчисляется тысячами, а то и миллионами человек. Но…
Но может так оказаться, что возглавивший корпорацию, мафию или регион, мыслит как малый приватизатор, как мелкий бандит или как дачник. И тогда его решения будут конкретно правыми… и бесполезными, а то и вредными для большинства. Зато, быть может, очень даже приятными для тех, кого он считает своими и о ком заботится. Правда, таких своих будет мало.
Возможен, кстати, и обратный перекос – это когда руководитель весьма ограниченной по своим возможностям системы берётся заботиться о значительно большем количестве людей, чем фактически может охватить в своём нынешнем состоянии. Подход Коминтерна (впрочем, правильнее сказать: всех коминтернов, сколько их существовало) – как раз из этой ультралевой оперы.
Идеальный ультралевый – это донор-альтруист: он отдаёт своё не знамо кому, при этом рассчитывая на то, что в результате «мир станет лучше» и т. п. Ультралевый одиночка – очень приятный для окружающих человек: он всем поможет, во всём уступит. Он рад бы пятью хлебами и двумя рыбами весь мир накормить… только вот и это продовольствие надо где-то взять; а в привычном нам обществе альтруистов раздевают и высасывают очень быстро.
А вот на государственном посту ультралевый уже опасен: он воспринимает как своё и подлежащее раздаче всё, что имеют его подвластные. Он хочет накормить весь мир за свой счёт; но поскольку на своём счету пусто – то он кормит весь мир за счёт подвластной страны.
Перевесим ярлычки?
А теперь давайте критически оценим некоторые «общепринятые» ныне стереотипы и ярлыки, навешиваемые на себя и на других в нынешнем политикуме и в маргинесе.
Начнём с бритоголовых. Да-да, с тех самых бритоголовых, которые бьют инородцев на улицах своих городов. Традиционно их объявляют ультраправыми, и они не возражают. А зря!
На самом деле бритоголовые – это левое движение, берущееся защищать интересы большинства населения своей страны (и так – в каждой стране, где есть бритоголовые). Если, скажем, в России русских 80%, то всякий выдвигающий лозунг «Россия – для русских!» заявляет очень левую идею. А поскольку нынешнее скин-движение в той же России довольно слабое в целом и не может пока охватить своею заботой эти 80% населения страны – то оно оказывается даже ультралевым.
И пусть вас не смущают портреты Гитлера, коими любят щеголять некоторые участники скин-движения. Во-первых, мы уже разобрались, что гитлеровский режим был гораздо левее, чем о нём принято говорить. Ультраправым он был только на уровне вождя… но сейчас-то вождя такого нет! А раз нет вождя – то нет и последнего основания причислять современных нацистов к правым. Левые они, левые! И очень радикальные левые. И будут левыми до тех пор, пока не замыслят экспансию в соседние страны. И вот тогда-то появятся варианты, определяемые отношением к населению присоединяемых стран.
Экспансия правая, экспансия левая
Впрочем, современные российские нацисты и радикальные националисты подходят к территориям философски: расширение жизненного пространства может быть нужно размножающемуся народу. Стабильному народу достаточно стабильного пространства. А вымирающему народу пространство можно и нужно сокращать до размеров, которые он способен контролировать и на которых сможет остановить процесс своего вымирания и размывания. Идеи Северного Братства о добровольном уходе России с Кавказа (в том числе и с Северного Кавказа) – как раз из этой области. И область эта – относительно правая.
А вот действия путинско-медведевского режима по присоединению к России двух закавказских республик – Абхазии и Южной Осетии – наоборот, являются левыми. На нижнем уровне, во всяком случае. Русский народ уже потерял самоуправление на большей части своей территории и город за городом теряет большинство населения в России. Иными словами, он теряет саму территорию при формальном сохранении и даже расширении земель, находящихся под юрисдикцией РФ.
Русский народ получается идеальным донором, завоёвывающим различные блага для абхазов, для осетин и для сомалийцев, но сам стремительно вымирающий, уступающий всем желающим своё место под солнцем. Ультралевый народ!
А вот правящая верхушка РФ, этнически к русскому большинству никак не относящаяся – гораздо правее. Правее – потому что ограничила круг бенефициантов своей политики владельцами крупного бизнеса. Очень характерный пример: правительство Абхазии подарило руководству своих освободителей от грузинского владычества 10 (десять) дач. То есть материально от войны России против Грузии выиграли 10 семейств… и ещё достаточно узкий круг крупных бизнесменов, ныне занятых скупкой и освоением земель под Сухуми и Очамчирою.
И получается, что для крупного российского бизнеса военная экспансия России в Закавказье была правой, а для русского большинства населения – ультралевой акцией. Причём это русское большинство выступало в качестве донора. И многие из доноров сдавали осетинам кровь (буквально и фигурально) с большой охотою.
Национализм правый и левый
И, раз уж мы зацепили грузин, то давайте рассмотрим на этом примере грузинское национальное движение: правое оно или левое?
В Украине грузин менее 1%. Значит, любое грузинское этническое сообщество здесь (диаспора, кружок грузинского языка, студия грузинского танца и т. п.) является очень правым. А вот в самой Грузии – наоборот: левым, ибо защищает интересы большинства.
А противогрузинские этнические чистки, проведённые осетинами при поддержке россиян в сёлах Южной Осетии? Однозначно, левые со стороны осетин (ибо защищали интересы большинства населения республики) и ультралевые со стороны русских (ибо являли собою национальное донорство).
Вернёмся в Украину. В целом по стране украинское национальное движение является левым, ибо украинцев в целом по стране большинство. Русское этническое движение – уже гораздо правее, ибо русских в стране меньше, чем украинцев. В районах компактного проживания русских возможно обратное соотношение: русский национализм обретёт левые черты, а украинский – правые. Именно так обстоит дело, например, в Севастополе, где русский национализм настолько полевел, что почти полностью растворился в пророссийском имперстве. А вот украинский национализм в том же Севастополе обрёл черты правых движений.
А как же крымскотатарский национализм? В целом по Украине это очень правое движение. А в Крымской Автономии – уже гораздо левее, ибо заботится о 13 процентах населения республики. Еврейские национальные структуры в том же Крыму – гораздо правее, ибо евреев на полуострове кратно меньше, чем татар. И сказывается это не только на весьма условной нашей ранжировке, но и на методах действий этих двух диаспор. Татарские массовые демонстрации, митинги и шествия – из классического арсенала левых. А еврейские точечные воздействия на отдельных неугодных лиц – из столь же классического арсенала правых.
О природной правизне элиты
Внимательный читатель сейчас отметил: точечные воздействия – это ещё из методов грамотной системы внутренних дел государства. И вообще: любое государство, при любом строе, если только при нём существует иерархия и существует элита, правеет тем дальше, чем больше эта элита обосабливается от народа.
Это можно так соотнести с началом наших рассуждений: элита хочет для себя свободы реализации элитарных возможностей, в том числе полученных за счёт ресурсов государства и страны в целом. Равенство же с остальным населением (народной массой, «плебсом») ею рассматривается как весьма нежелательный вариант. Правение элиты выражается в количестве дополнительных прав и свобод, получаемых элитой за счёт остального народа, и в численном сокращении элиты за счёт междоусобицы.
Масса при этом становится всё больше обездоленной (т. е. лишённой доли, причитающейся ей по справедливости) и рано или поздно приходит к осознанию произошедшего «секвестра», со всеми вытекающими последствиями, вроде революционной ситуации. И революционное движение, как бы оно себя ни называло, будет левым на этапе свержения антинародной элиты.
А вот затем правение режима может проходить различными темпами. Немецкие национал-социалисты очень существенно сдвинулись вправо практически сразу после прихода к власти. То же самое произошло с большевиками в РСФСР и в СССР: сохраняя образ левых для народной массы, на деле они об этой массе так «заботились», что масса миллионами вымирала под пулями и от голода.
Как ни странно это прозвучит, но ряд последовательных волн сталинских репрессий являл собою попытку сдержать и повернуть вспять процесс правения новой советской элиты. Для успешного противостояния внешним врагам требовалось здоровье своего народа, своего хозяйства, своей страны. А значит – требовалось изгнать, а лучше истребить паразитов на теле народном, даже если эти паразиты ранее были героями революции.
В принципе, эта идея систематических противопаразитических чисток в рядах элиты является универсальной и широко предлагается (с небольшими вариациями) целым рядом политических партий, движений и теорий – от «перманентной революции» Лейбы Троцкого через периодические революции национал-большевиков Лимонова и до уголовной ответственности выборных властителей за содеянное на посту от Армии Воли Народа.
К сожалению, известные попытки привить противопаразитическую устойчивость обществам обычно если и приносили успех, то лишь на время жизни инициатора таких прививок. Передать эффективную нетерпимость к «друзьям»-паразитам по наследству ещё ни одному диктатору не удавалось.
Однако, это на протяжении столетий успешно получалось у военных демократий – от нордических разбойничьих союзов тысячелетней давности до казаков-некрасовцев 18-20 веков.
Вывод из этого получается простой и однозначный: единственно эффективным способом долговременной иммунизации общества от узурпации власти и народного добра естественно правеющей элитою является всеобщее вооружение народа с одновременной выработкой решимости применять своё оружие для всенародной защиты от любого – внутреннего или внешнего – врага.
Полезность внешнего врага
Великий философ эпохи Возрождения сказал: «Если бы бога не было – его следовало бы выдумать». Внешний враг – настолько полезный персонаж в политической риторике, что его тоже выдумывают все кому не лень.
Если есть ужасный враг – то напуганных этим врагом обывателей можно заставить напрячься ради отражения угрозы. Но внутреннего врага изобразить ужасным трудно. Ну что это за враг – бабушка-самогонщица с соседней улицы? Ну, свела она зельем в могилу полсотни односельчан – но ведь они сами у неё сивуху брали, никто не заставлял… И вообще: бабушка вроде приличная, чисто одевается, при встрече здоровается…
Тех, кого мы не видим наяву каждый день, проще демонизировать, изобразить с рогами и копытами. Так оболваненные телевизионной пропагандой граждане США встречали в аэропорту иранского президента криками «Террорист!» Так Черепанов запугивал советских трудящихся ужасным Дядей Сэмом, у которого на его рисунках изо всех дыр выглядывали боеголовки. Так сегодня россиянам навязчиво рисуют украинских националистов – тупыми злобными выродками, готовыми убить за слово по-русски.
Но это всё пиар, оплаченный вполне конкретным и легко определяемым заказчиком. Мы же не о пиаре, а о реале, о действительной, невымышленной, общенародной пользе от внешнего врага.
В действительности внешний враг – это замечательный иммунизатор от ультралевого уклона. Великий ультралевый лидер двухтысячелетней давности Иешуа Назарянин призывал любить врагов и отдать им своё имущество, и самому отдаться им на избиение. Впечатлённые пламенной проповедью иудеи оперативно организовали распятие этого деятеля. И были, с патриотической точки зрения, правы: не пристало народу оккупированной страны добровольно сдаваться врагам; а для национальной солидарности ультралевизна противопоказана…
Полутысячей лет позже другой великий оратор – Мухаммед – от «детской болезни левизны» исцелился сам. В результате он попал не на крест, а в полевые командиры и в лидеры великого исламского движения. А само это движение, сбалансированное на шкале левизны-правизны, сегодня имеет хорошие шансы охватить большинство населения планеты.
В поисках золотой середины
Правда, сразу после кончины Мухаммеда пошёл процесс правения взращённой им элиты. Последствия этого моментального правения мы сегодня видим в так и не преодолённом расколе мусульман на суннитов и шиитов. И то, что Халифат не дожил до наших дней, - также последствие правого уклона последователей Мухаммеда.
Так как же уберечь систему, страну, союз от разрушительных уклонов? Кто и что её убережёт?
Ответ всё тот же: народ и оружие, постоянно находящееся в руках народа.
Обратите внимание: изо всех стран и народов того же «исламского мира» наиболее яростно, долго и эффективно сопротивляются европейской экспансии те, которые являются не чисто исламскими, а двоеверными: исламско-языческими, исламско-ведическими, исламско-зороастрийскими… Обратите внимание: самый яростный джихад ведут народы, пьющие вино (как вайнахи, кабардинцы, черкесы), освящающие животных (как те же чеченцы – волка), славящие солнце (как ингуши и персы), любящие свой род неизмеримо больше всевозможных «братьев во исламе» (родолюбием отличается весь Северный Кавказ, пушту, дари и многие, многие другие) – то есть народы, прямо нарушающие заветы Пророка, но блюдущие свои доисламские традиции.
Если народ хранит внутреннее единство, причём не только с ныне живущими родственниками, но и с предками, и с потомками – то этот народ привит от левизны.
А если в доме каждого представителя народа в красном углу хранится оружие – то народ этот привит ещё и от правизны. В домах простых афганцев оружие хранится. И в домах северокавказцев – тоже.
Из «неисламских» народов к подобному состоянию в разное время и с разным успехом приближались и приближаются швейцарцы, американцы, израильтяне… Результаты – налицо: именно эти страны благополучнее прочих (то есть с наибольшими выгодами для себя) пережили потрясения 20-го века.
Славление предков, забота о потомках и вооружение современников – вот универсальные принципы и составные части подлинно центристской политики.
Естественно, такая политика возможна только в том случае, когда современники, слагающие рассматриваемую систему, имеют общую родословную, осознают общность интересов своих потомков и ради них не щадят ни пота, ни крови.
А теперь присмотритесь повнимательней к участникам украинского политического процесса и покажите мне хотя бы одного последовательного центриста.
Дмитрий Киселёв
|